Серебряный век русской поэзии был богат на розыгрыши, открытия и любовные истории. Но этот короткий роман-мистификация до сих пор будоражит умы и порождает новые версии и слухи. История Черубины де Габриак звучит волшебно и печально, заставляя перечитывать каждую строчку ее стихотворений и воспоминаний современников.
31 марта Черубине де Габриак - Елизавете Ивановне Дмитриевой (в замужестве Васильевой) исполняется 125 лет.
Меж Гумилевым и Волошиным
Она родилась в небогатой дворянской семье в Петербурге. Отец — учитель чистописания, рано умерший от чахотки, мать - акушерка. Со стороны отца предки шведы, со стороны матери — украинцы и цыгане. С семи до шестнадцати лет Лиза страдала тем же недугом, что и отец, была прикована к постели, и на всю жизнь осталась хромой.
В 1904 году с золотой медалью закончила Василеостровскую гимназию, в 1908 — Императорский женский педагогический институт по двум специальностям: средневековая история и французская средневековая литература. Одновременно слушала лекции в Петербургском университете по испанской литературе и старофранцузскому языку, после чего непродолжительное время училась в Сорбонне, где познакомилась с Николаем Гумилевым, наизусть читала стихи старофранцузских классиков и показала недюженные способности.
По возвращении в Петербург преподавала русскую словесность в Петровской женской гимназии, печатала в теософских журналах переводы из испанской поэзии, посещала вечера на популярной среди культурной элиты «башне» - квартире - Вячеслава Иванова, где завязалась её близкая дружба с Максимилианом Волошиным, жившим этажом ниже. Там же она впервые после Сорбонны встретилась с Гумилевым, влюбленным уже в Анну Ахматову. Гумилев и Дмитриева вспомнили друг друга, и их буквально кинуло навстречу страсти...
Лето 1909 Елизавета Дмитриева провела в Коктебеле, на даче у Волошина, куда она приехала по приглашению вместе с Гумилевым. Там поэт понял, что по-настоящему влюблен. Но Дмитриева неожиданно попросила его уехать. Гумилев много раз просил Дмитриеву выйти за него замуж, она же отказывала — уже была невестой друга детства Воли Васильева, отбывавшего в то время воинскую повинность. Хотя на даче Волошина о Васильеве, похоже не вспоминала. Выбор был между Гумилевым и Волошиным.
После гибели Гумилёва, расстрелянного чекистами в августе 1921, Дмитриева написала свою «Исповедь», завещав опубликовать её только после своей смерти.
В ней Лиля признаётся, что у неё был роман с двумя поэтами одновременно: оба были влюблены в неё, и она была влюблена в обоих. Волошина она встретила на несколько лет раньше, любила его поэзию ещё с ранних девических лет, посылала ему свои стихи, переписывалась с ним и обожествляла его, считая недосягаемым идеалом для себя. Гумилёва она встретила в июне 1907 года в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича. Гумилёв подарил ей альбом и надписал: "Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашёл себе подругу из породы лебедей". По словам Елизаветы Дмитриевой она безоглядно бросилась в этот роман.
Волошин же стал ее наставником, духовная связь с ним пройдет через всю ее жизнь. А в Коктебеле у них родилась совместная идея литературной мистификации, там же был придуман звучный псевдоним и литературная маска таинственной красавицы-католички. Волошин посоветовал отправить в недавно открывшийся журнал «Аполлон» стихи за пышным псевдонимом (который они вместе придумали), а сам способствовал распространению слухов о загадочной красавице-испанке из знатного рода — Черубине де Габриак.
Взлет и разоблачение Черубины
И тогда родилась Черубина. Был придуман и псевдоним: Габриаками в окружении поэта называли выточенные волнами из корня виноградной лозы фигуры морского чёрта: сначала одна из таких фигурок стояла на полке в кабинете Волошина, а затем была подарена Дмитриевой. Имя Черубины было позаимствовано у Брэт Гарт - так звали героиню одного из его рассказов.
В один из дней августа 1909 года редактор журнала, искусствовед и эстет Маковский получил письмо подписанное одной буквой «Ч». Неизвестная поэтесса предлагала «Аполлону» стихи, которые заинтересовали Маковского. Вскоре таинственная незнакомка сама позвонила Маковскому - и тот услышал «обворожительный» голос. Стало известно, что у нее рыжеватые, бронзовые кудри, бледное лицо с ярко очерченными губами. Она родом испанка, ревностная католичка, ей восемнадцать лет, строгое воспитание получила в монастыре и находится под надзором отца-деспота и монаха-иезуита, ее исповедника.
Прекрасной поэтессой-затворницей была заинтригована вся редакция «Аполлона», заочно влюбившийся в Черубину Сергей Маковский напечатал ее стихи двумя большими циклами. Её успех головокружителен, её творчество получает высокую оценку Иннокентия Анненского и Вячеслава Иванова. А Маковский был на все готов, чтобы увидеть Черубину.
Листки со стихами, полученные редакцией «Аполлона», были надушены и переложены сухими цветами. В стихах описывались Испания времен инквизиции, рыцари и крестоносцы, фанатический католицизм, мистицизм, аристократическая красота их автора, ее откровенная сексуальность и гордость. Завороженная редакция влюбилась сразу и объявила ее поэтессой будущего.
Осень 1909 года стала в русской литературе, по словам Марины Цветаевой, эпохой Черубины де Габриак. Алексей Толстой называл ее «одной из самых фантастических и печальных фигур русской литературы».
Николай Гумилев, убежденный в своей неотразимости, уже назначал день, когда он победит эту монахиню-колдунью. Вячеслав Иванов восторгался ее искушенностью в «мистическом эросе», художник Константин Сомов мечтал написать ее портрет - для этого готов был ехать к ней с завязанными глазами и никому не открыть, где живет прекрасная Черубина. Однако раздавались и голоса скептиков: если она так хороша, то почему столь усердно прячет себя? А проницательный Иннокентий Анненский сказал как-то Маковскому: «Нет, воля ваша, что-то в ней не то. Не чистое это дело». Особенно цеплялась к Черубине поэтесса Елизавета Ивановна Дмитриева,- у которой бывали «аполлоновцы» - и до Маковского доходили ее меткие, язвительные эпиграммы и пародии на Черубину.
До мистификации Дмитриева не публиковала стихов. Их вызывали потрясения юности - самоубийства близких, болезни, насилие, которому она в тринадцать лет подверглась со стороны знакомого матери.
Сам Волошин, объясняя причины интриги в книге «История Черубины» двадцать лет спустя, лукавит, утверждая, что «скромная, неэлегантная и хромая Лиля» не могла заинтересовать редакцию, в которой царил культ аристократизма. Однако все было гораздо тоньше: заурядная внешность Дмитриевой не мешала ей пробуждать страсти, влюбляться, мучить мужчин.
Разоблачение Черубины состоялось в конце 1909: правду узнал Михаил Кузмин, выведавший номер телефона Дмитриевой. Переводчик фон Гюнтер добился у Дмитриевой признания в обмане во время неожиданного вечернего свидания и последующей встречи, когда девушку отказался провожать из «башни» Гумилев.
Маковский вначале не поверил, но позвонил по данному телефону - и ему ответил тот единственный для него «волшебный» голос. Стоном вырвалось у неё: «Вы? Кто вам сказал?»
Тайна стала известна, оскорбительный выпад Гумилева в адрес Дмитриевой привел к дуэли между ним и Волошиным...
19 ноября 1909 года в мастерской сценографа и художника Алексея Головина на последнем этаже Мариинки, при большом скоплении людей, пока внизу давали «Орфея» Глюка, Волошин неожиданно дал звонкую пощёчину Гумилеву. Молодой поэт еле устоял на ногах, но, придя в себя, бросился на Волошина с кулаками. Кто-то встал между ними, и тогда Гумилев, заложив руки за спину, выпрямившись, произнес: «Я вызываю Вас на дуэль!»
Местом поединка выбрали Новую Деревню, расположенную недалеко от Черной речки, где на 75 лет раньше стрелялся Пушкин с Дантесом. 22 ноября в 18 часов противники должны были стоять друг против друга, но - дуэль задерживалась. Сначала машина Гумилева застряла в снегу. Он вышел и стоял поодаль в прекрасной шубе и цилиндре, наблюдая за тем, как секунданты и дворники вытаскивают его машину. Волошин, ехавший на извозчике, тоже застрял в сугробе и решил идти пешком. Но по дороге потерял калошу. Без нее стреляться он не хотел. Все секунданты бросились искать калошу. Наконец ее нашли, надели, Алексей Толстой, секундант Волошина, начал отсчитывать шаги. Николай Гумилев нервно закричал ему: «Граф, не делайте таких неестественных широких шагов!..»
Гумилев промахнулся. А у растерянного Волошина курок дважды дал осечку. Дуэль окончилась ничем.
В десять утра после дуэльного дня Сергей Маковский принимал в «Аполлоне» Черубину де Габриак. Он ещё надеялся на то, что в её облике есть черты пленительной испанки. Но в комнату вошла невысокая полная темноволосая и прихрамывающая женщина, показавшаяся ему некрасивой. Сказка Черубины кончилась. Для Дмитриевой произведенное ею впечатление было ударом, от которого трудно оправиться.
Елизавета Дмитриева страдала. Первым ударом было утверждение мемуаристов об уродстве поэтессы. Маковский вспоминает появление страшной химеры вместо закутанной в вуаль прекрасной Черубины. Но самое страшное - заявление Маковского, будто бы стихи за Дмитриеву писал Волошин.
В конце 1910 в «Аполлоне» появилась ещё одна подборка стихов Черубины, с заключительным стихотворением «Встреча», подписанным подлинным именем поэтессы. Разоблачение обернулось для Дмитриевой тяжелейшим творческим кризисом: после разрыва с Гумилёвым и Волошиным и скандальной дуэли между двумя поэтами Дмитриева надолго замолчала.
В прощальном письме Волошину она пишет: «Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе».
Пожизненная поэтическая ссылка
В 1911 она вышла замуж за ждавшего ее все это время инженера-мелиоратора Всеволода Васильева. После замужества Лиля уезжает с ним в Туркестан, много путешествует, объехав таким образом Германию, Швейцарию, Финляндию, Грузию, — в основном по делам «Антропософского общества», которое занимает все ее время. С 1915 она, наконец, возвращается к поэзии. Постепенно исчезает её прежнее «эмалевое гладкостилье», а на смену приходит обострённое чувство ритма, оригинальные образы, ощущение некоей таинственной, но несомненной духовной основы новых образов и интонаций. Многие стихотворения — религиозные и очень искренние.
В 1921 поэтессу вместе с мужем арестовывают и высылают из Петрограда («потому что мы дворяне», как писала она одному из своих корреспондентов тех лет). Она оказывается в Екатеринодаре, где руководит объединением молодых поэтов и знакомится с молодым Самуилом Маршаком. Совместно с ним она работает над детскими пьесами (сборник пьес переиздавался четырежды).
В июне 1922 года Елизавета Васильева возвращается в Петроград, где работает в литературной части городского театра юного зрителя, занимается переводами с испанского и старофранцузского, пишет повесть для детей о Миклухо-Маклае «Человек с Луны». Затем уходит из театра, заканчивает библиотечные курсы и служит в Библиотеке Академии наук.
Казалось бы жизнь налаживается.
Но в 1926 году начинаются репрессии по отношению к русским антропософам, и год спустя в доме Дмитриевой производится обыск, во время которого забирают все её книги и архив, а саму поэтессу высылают в Ташкент на три года. В ссылке она продолжает писать стихи, постоянными темами которых становятся мистические переживания, одиночество, любовь, обречённость, тоска по родному Петербургу.
В 1927 по предложению близкого друга последних лет, китаиста и переводчика Юлиана Щуцкого, создает еще одну литературную мистификацию — цикл из 21 семистишия «Домик под грушевым деревом», написанных от имени «философа Ли Сян Цзы», сосланного на чужбину «за веру в бессмертие человеческого духа». С Щуцким они познакомились за пять лет до этого в Петербурге.
Мхом ступени мои поросли,
И тоскливо кричит обезьяна;
Тот, кто был из моей земли,-
Он покинул меня слишком рано.
След горячий его каравана
Заметен золотым песком.
Он уехал туда, где мой дом.
("Разлука с другом". 1927)
Скончалась Елизавета Ивановна 5 декабря 1928 года в возрасте 41-го года от рака печени в ташкентской больнице имени Полторацкого, не дожив до конца ссылки. Была похоронена на Боткинском кладбище в Ташкенте. В настоящее время местоположение могилы Елизаветы Дмитриевой неизвестно. Щуцкой навестил ее незадолго до смерти по дороге в Японию.
В 1935 году он вспоминал о Елизавете: «Не меньшее влияние на развитие моих поэтических вкусов оказала покойная Васильева (Черубина де Габриак), которая, более того, собственно сделала меня человеком. Несмотря на то, что прошли уже годы с её смерти, она продолжает быть центром моего сознания как морально-творческий идеал человека». Впоследствии именно японская командировка 1927—1928 гг. стала одной из причин расстрела Щуцкого как «шпиона». Мистика или случайность, но он тоже прожил 41 год...
Подготовил Олег Фочкин
31 марта Черубине де Габриак - Елизавете Ивановне Дмитриевой (в замужестве Васильевой) исполняется 125 лет.
Меж Гумилевым и Волошиным
Она родилась в небогатой дворянской семье в Петербурге. Отец — учитель чистописания, рано умерший от чахотки, мать - акушерка. Со стороны отца предки шведы, со стороны матери — украинцы и цыгане. С семи до шестнадцати лет Лиза страдала тем же недугом, что и отец, была прикована к постели, и на всю жизнь осталась хромой.
В 1904 году с золотой медалью закончила Василеостровскую гимназию, в 1908 — Императорский женский педагогический институт по двум специальностям: средневековая история и французская средневековая литература. Одновременно слушала лекции в Петербургском университете по испанской литературе и старофранцузскому языку, после чего непродолжительное время училась в Сорбонне, где познакомилась с Николаем Гумилевым, наизусть читала стихи старофранцузских классиков и показала недюженные способности.
По возвращении в Петербург преподавала русскую словесность в Петровской женской гимназии, печатала в теософских журналах переводы из испанской поэзии, посещала вечера на популярной среди культурной элиты «башне» - квартире - Вячеслава Иванова, где завязалась её близкая дружба с Максимилианом Волошиным, жившим этажом ниже. Там же она впервые после Сорбонны встретилась с Гумилевым, влюбленным уже в Анну Ахматову. Гумилев и Дмитриева вспомнили друг друга, и их буквально кинуло навстречу страсти...
Лето 1909 Елизавета Дмитриева провела в Коктебеле, на даче у Волошина, куда она приехала по приглашению вместе с Гумилевым. Там поэт понял, что по-настоящему влюблен. Но Дмитриева неожиданно попросила его уехать. Гумилев много раз просил Дмитриеву выйти за него замуж, она же отказывала — уже была невестой друга детства Воли Васильева, отбывавшего в то время воинскую повинность. Хотя на даче Волошина о Васильеве, похоже не вспоминала. Выбор был между Гумилевым и Волошиным.
После гибели Гумилёва, расстрелянного чекистами в августе 1921, Дмитриева написала свою «Исповедь», завещав опубликовать её только после своей смерти.
В ней Лиля признаётся, что у неё был роман с двумя поэтами одновременно: оба были влюблены в неё, и она была влюблена в обоих. Волошина она встретила на несколько лет раньше, любила его поэзию ещё с ранних девических лет, посылала ему свои стихи, переписывалась с ним и обожествляла его, считая недосягаемым идеалом для себя. Гумилёва она встретила в июне 1907 года в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича. Гумилёв подарил ей альбом и надписал: "Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашёл себе подругу из породы лебедей". По словам Елизаветы Дмитриевой она безоглядно бросилась в этот роман.
Волошин же стал ее наставником, духовная связь с ним пройдет через всю ее жизнь. А в Коктебеле у них родилась совместная идея литературной мистификации, там же был придуман звучный псевдоним и литературная маска таинственной красавицы-католички. Волошин посоветовал отправить в недавно открывшийся журнал «Аполлон» стихи за пышным псевдонимом (который они вместе придумали), а сам способствовал распространению слухов о загадочной красавице-испанке из знатного рода — Черубине де Габриак.
Взлет и разоблачение Черубины
И тогда родилась Черубина. Был придуман и псевдоним: Габриаками в окружении поэта называли выточенные волнами из корня виноградной лозы фигуры морского чёрта: сначала одна из таких фигурок стояла на полке в кабинете Волошина, а затем была подарена Дмитриевой. Имя Черубины было позаимствовано у Брэт Гарт - так звали героиню одного из его рассказов.
В один из дней августа 1909 года редактор журнала, искусствовед и эстет Маковский получил письмо подписанное одной буквой «Ч». Неизвестная поэтесса предлагала «Аполлону» стихи, которые заинтересовали Маковского. Вскоре таинственная незнакомка сама позвонила Маковскому - и тот услышал «обворожительный» голос. Стало известно, что у нее рыжеватые, бронзовые кудри, бледное лицо с ярко очерченными губами. Она родом испанка, ревностная католичка, ей восемнадцать лет, строгое воспитание получила в монастыре и находится под надзором отца-деспота и монаха-иезуита, ее исповедника.
Прекрасной поэтессой-затворницей была заинтригована вся редакция «Аполлона», заочно влюбившийся в Черубину Сергей Маковский напечатал ее стихи двумя большими циклами. Её успех головокружителен, её творчество получает высокую оценку Иннокентия Анненского и Вячеслава Иванова. А Маковский был на все готов, чтобы увидеть Черубину.
Листки со стихами, полученные редакцией «Аполлона», были надушены и переложены сухими цветами. В стихах описывались Испания времен инквизиции, рыцари и крестоносцы, фанатический католицизм, мистицизм, аристократическая красота их автора, ее откровенная сексуальность и гордость. Завороженная редакция влюбилась сразу и объявила ее поэтессой будущего.
Осень 1909 года стала в русской литературе, по словам Марины Цветаевой, эпохой Черубины де Габриак. Алексей Толстой называл ее «одной из самых фантастических и печальных фигур русской литературы».
Николай Гумилев, убежденный в своей неотразимости, уже назначал день, когда он победит эту монахиню-колдунью. Вячеслав Иванов восторгался ее искушенностью в «мистическом эросе», художник Константин Сомов мечтал написать ее портрет - для этого готов был ехать к ней с завязанными глазами и никому не открыть, где живет прекрасная Черубина. Однако раздавались и голоса скептиков: если она так хороша, то почему столь усердно прячет себя? А проницательный Иннокентий Анненский сказал как-то Маковскому: «Нет, воля ваша, что-то в ней не то. Не чистое это дело». Особенно цеплялась к Черубине поэтесса Елизавета Ивановна Дмитриева,- у которой бывали «аполлоновцы» - и до Маковского доходили ее меткие, язвительные эпиграммы и пародии на Черубину.
До мистификации Дмитриева не публиковала стихов. Их вызывали потрясения юности - самоубийства близких, болезни, насилие, которому она в тринадцать лет подверглась со стороны знакомого матери.
Сам Волошин, объясняя причины интриги в книге «История Черубины» двадцать лет спустя, лукавит, утверждая, что «скромная, неэлегантная и хромая Лиля» не могла заинтересовать редакцию, в которой царил культ аристократизма. Однако все было гораздо тоньше: заурядная внешность Дмитриевой не мешала ей пробуждать страсти, влюбляться, мучить мужчин.
Разоблачение Черубины состоялось в конце 1909: правду узнал Михаил Кузмин, выведавший номер телефона Дмитриевой. Переводчик фон Гюнтер добился у Дмитриевой признания в обмане во время неожиданного вечернего свидания и последующей встречи, когда девушку отказался провожать из «башни» Гумилев.
Маковский вначале не поверил, но позвонил по данному телефону - и ему ответил тот единственный для него «волшебный» голос. Стоном вырвалось у неё: «Вы? Кто вам сказал?»
Тайна стала известна, оскорбительный выпад Гумилева в адрес Дмитриевой привел к дуэли между ним и Волошиным...
19 ноября 1909 года в мастерской сценографа и художника Алексея Головина на последнем этаже Мариинки, при большом скоплении людей, пока внизу давали «Орфея» Глюка, Волошин неожиданно дал звонкую пощёчину Гумилеву. Молодой поэт еле устоял на ногах, но, придя в себя, бросился на Волошина с кулаками. Кто-то встал между ними, и тогда Гумилев, заложив руки за спину, выпрямившись, произнес: «Я вызываю Вас на дуэль!»
Местом поединка выбрали Новую Деревню, расположенную недалеко от Черной речки, где на 75 лет раньше стрелялся Пушкин с Дантесом. 22 ноября в 18 часов противники должны были стоять друг против друга, но - дуэль задерживалась. Сначала машина Гумилева застряла в снегу. Он вышел и стоял поодаль в прекрасной шубе и цилиндре, наблюдая за тем, как секунданты и дворники вытаскивают его машину. Волошин, ехавший на извозчике, тоже застрял в сугробе и решил идти пешком. Но по дороге потерял калошу. Без нее стреляться он не хотел. Все секунданты бросились искать калошу. Наконец ее нашли, надели, Алексей Толстой, секундант Волошина, начал отсчитывать шаги. Николай Гумилев нервно закричал ему: «Граф, не делайте таких неестественных широких шагов!..»
Гумилев промахнулся. А у растерянного Волошина курок дважды дал осечку. Дуэль окончилась ничем.
В десять утра после дуэльного дня Сергей Маковский принимал в «Аполлоне» Черубину де Габриак. Он ещё надеялся на то, что в её облике есть черты пленительной испанки. Но в комнату вошла невысокая полная темноволосая и прихрамывающая женщина, показавшаяся ему некрасивой. Сказка Черубины кончилась. Для Дмитриевой произведенное ею впечатление было ударом, от которого трудно оправиться.
Елизавета Дмитриева страдала. Первым ударом было утверждение мемуаристов об уродстве поэтессы. Маковский вспоминает появление страшной химеры вместо закутанной в вуаль прекрасной Черубины. Но самое страшное - заявление Маковского, будто бы стихи за Дмитриеву писал Волошин.
В конце 1910 в «Аполлоне» появилась ещё одна подборка стихов Черубины, с заключительным стихотворением «Встреча», подписанным подлинным именем поэтессы. Разоблачение обернулось для Дмитриевой тяжелейшим творческим кризисом: после разрыва с Гумилёвым и Волошиным и скандальной дуэли между двумя поэтами Дмитриева надолго замолчала.
В прощальном письме Волошину она пишет: «Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе».
Пожизненная поэтическая ссылка
В 1911 она вышла замуж за ждавшего ее все это время инженера-мелиоратора Всеволода Васильева. После замужества Лиля уезжает с ним в Туркестан, много путешествует, объехав таким образом Германию, Швейцарию, Финляндию, Грузию, — в основном по делам «Антропософского общества», которое занимает все ее время. С 1915 она, наконец, возвращается к поэзии. Постепенно исчезает её прежнее «эмалевое гладкостилье», а на смену приходит обострённое чувство ритма, оригинальные образы, ощущение некоей таинственной, но несомненной духовной основы новых образов и интонаций. Многие стихотворения — религиозные и очень искренние.
В 1921 поэтессу вместе с мужем арестовывают и высылают из Петрограда («потому что мы дворяне», как писала она одному из своих корреспондентов тех лет). Она оказывается в Екатеринодаре, где руководит объединением молодых поэтов и знакомится с молодым Самуилом Маршаком. Совместно с ним она работает над детскими пьесами (сборник пьес переиздавался четырежды).
В июне 1922 года Елизавета Васильева возвращается в Петроград, где работает в литературной части городского театра юного зрителя, занимается переводами с испанского и старофранцузского, пишет повесть для детей о Миклухо-Маклае «Человек с Луны». Затем уходит из театра, заканчивает библиотечные курсы и служит в Библиотеке Академии наук.
Казалось бы жизнь налаживается.
Но в 1926 году начинаются репрессии по отношению к русским антропософам, и год спустя в доме Дмитриевой производится обыск, во время которого забирают все её книги и архив, а саму поэтессу высылают в Ташкент на три года. В ссылке она продолжает писать стихи, постоянными темами которых становятся мистические переживания, одиночество, любовь, обречённость, тоска по родному Петербургу.
В 1927 по предложению близкого друга последних лет, китаиста и переводчика Юлиана Щуцкого, создает еще одну литературную мистификацию — цикл из 21 семистишия «Домик под грушевым деревом», написанных от имени «философа Ли Сян Цзы», сосланного на чужбину «за веру в бессмертие человеческого духа». С Щуцким они познакомились за пять лет до этого в Петербурге.
Мхом ступени мои поросли,
И тоскливо кричит обезьяна;
Тот, кто был из моей земли,-
Он покинул меня слишком рано.
След горячий его каравана
Заметен золотым песком.
Он уехал туда, где мой дом.
("Разлука с другом". 1927)
Скончалась Елизавета Ивановна 5 декабря 1928 года в возрасте 41-го года от рака печени в ташкентской больнице имени Полторацкого, не дожив до конца ссылки. Была похоронена на Боткинском кладбище в Ташкенте. В настоящее время местоположение могилы Елизаветы Дмитриевой неизвестно. Щуцкой навестил ее незадолго до смерти по дороге в Японию.
В 1935 году он вспоминал о Елизавете: «Не меньшее влияние на развитие моих поэтических вкусов оказала покойная Васильева (Черубина де Габриак), которая, более того, собственно сделала меня человеком. Несмотря на то, что прошли уже годы с её смерти, она продолжает быть центром моего сознания как морально-творческий идеал человека». Впоследствии именно японская командировка 1927—1928 гг. стала одной из причин расстрела Щуцкого как «шпиона». Мистика или случайность, но он тоже прожил 41 год...
Подготовил Олег Фочкин