Он часто руку крепко жал и тем и этим,
На всякий случай, вдруг внезапно победят,
А после страстно освещал все в «нужном свете»,
Чтоб не проспали тех, что скоро навредят.
Он был глашатаем свобод и равноправий,
Но не везде и не всегда, а в соцсетях,
А в будни тексты прокуроров жестко правил,
Чтобы казнили не на совесть, а за страх.
Да и в сетях он был собою не публично,
Запрещено, а вдруг узнают и сошлют,
И, чертыхаясь, правил отклики и кличи,
И проклинал такой заманчивый уют.
Его друзья режим по-всячески ругали,
А, заработав, уезжали отдохнуть,
Да-да туда, в такие проклятые дали,
Где век свобода и неведанная жуть.
А после снова возвращались, чтобы хаять,
И превращать слова в валютное тепло,
И лишь одно мешало счастью – это память.
Но что такое память – было и прошло…
Ах, здравствуйте, позвольте вашу руку.
07012016
На всякий случай, вдруг внезапно победят,
А после страстно освещал все в «нужном свете»,
Чтоб не проспали тех, что скоро навредят.
Он был глашатаем свобод и равноправий,
Но не везде и не всегда, а в соцсетях,
А в будни тексты прокуроров жестко правил,
Чтобы казнили не на совесть, а за страх.
Да и в сетях он был собою не публично,
Запрещено, а вдруг узнают и сошлют,
И, чертыхаясь, правил отклики и кличи,
И проклинал такой заманчивый уют.
Его друзья режим по-всячески ругали,
А, заработав, уезжали отдохнуть,
Да-да туда, в такие проклятые дали,
Где век свобода и неведанная жуть.
А после снова возвращались, чтобы хаять,
И превращать слова в валютное тепло,
И лишь одно мешало счастью – это память.
Но что такое память – было и прошло…
Ах, здравствуйте, позвольте вашу руку.
07012016