Есть авторы, встречи с которыми ждешь, долго к ней готовишься, а потом моментально проглатываешь книгу и начинаешь понимать, что снова хочешь прочитать. К сожалению, с текстом сегодня работают немногие. Особенно это касается нашей женской детективной прозы. Полина Дашкова к этому неряшливому большинству не относится. Она не балует своего читателя, выпуская по одной книге в год. Вторую часть ее романа «Источник счастья» мы ждали и того больше. О новой книге, ее продолжении и истории России мы беседуем сегодня с популярным автором детективов, а теперь и исторических романов.
- В одном из интервью Вы сказали, что классического детектива в России не пишут, их здесь просто не существует. Почему, на Ваш взгляд, у нас нет классического детектива, и к какому жанру можно отнести Ваши произведения?
- Действительно классического детектива в России нет. Из известных ярких авторов, которых огульно относят к этому жанру, нет никого, кто писал бы в стиле Агаты Кристи. Зато есть дамские детективы, есть исторический авантюрный роман в лице Акунина…
Наверное, это происходит потому, что в России главный герой детектива должен быть хорошо знаком читателю и лично заинтересован в происходящем. А в английском и французском классическом детективе все происходит по-другому, отстраненно. Что мы знаем о мисс Марпл? Это старая дева, которая вяжет и появляется в нужном месте в нужное время. Ей все удается. У нас же таких сквозных персонажей нет. Мы не знаем о самой мисс Марпл почти ничего, как сложилась ее жизнь, что она за человек. Есть только скупые штрихи характера. Это не более, чем символ. В России же герои-символы не работают. Мы должны их видеть и осязать. Нашему читателю отстраненность на уровне ощущений даже мешает. Конечно, есть попытки следовать классическому жанру, но строгое соответствие традиции свойственно литературе третьего ряда. Как сказал как-то Михаил Веллер: «Дюдики писать». Читать такие книги невозможно. Но наши известные критики не приемлют книги тиражом более 20 тысяч экземпляров. Они уверовали, что знают о жанрах и законах литературы все, и книги с большими тиражами для них – трэш.
Я не соблюдаю жестких жанровых рамок. Если хотите, я пишу сюжетные романы, иногда с исторической подоплекой. Глубокие человеческие проблемы неизменны. Но раньше люди жили в другом информационном пространстве. Сейчас же внешние рамки совершенно другие. Например, язык общения.
- Не кажется ли Вам, что выставлять героев недавнего прошлого в гротесково-отрицательном виде несколько некорректно и не этично? Не боитесь ли Вы, что это отвратит от Вашего творчества некоторый сегмент читателей?
- Я скрупулезно следовала реальности. Прочитала огромное количество документов, хроник и мемуаров того времени, о котором пишу. И Ленин в моем романе говорит так, как он и говорил тогда. Это его стилистика. Событийный ряд передан с максимальной точностью. Его портрет я взяла у мемуаристов. Я не придумывала другого Ленина. И без глянца, и без абсолютного неприятия – он очень неоднозначная фигура. Какие-то вещи, о которых писали Валентинов (Вольский), Балабанова, Георгий Соломон (Исецкий) удивительно совпадают в характеристиках Ильича. В нем действительно было много человечности и тепла. Он очень нежно относился к сестрам, зятю, племянникам. Любил Бухарина, многих людей ценил и по-своему уважал. Вокруг него не было ледяного пространства, созданного Сталиным и Гитлером. Он любил и Инессу Арманд, и свою жену Надежду Константиновну Крупскую. Но при этом, нельзя забывать, что он злодей мирового масштаба. Все они хотели создать нового человека, а национал-социализм и коммунизм – только мифология, дымовая завеса. Они залили кровью Европу в середине двадцатого века. И я хочу понять, почему это произошло с нами и немцами. Ведь в этот период в наших странах было много нормальных людей. И вдруг три монстра сделали из них зомби. Как они попадали в эту ловушку, можно пойти на смерть, чтобы не предать себя, но можно ли сделать этот выбор, когда за тобой семья, дети, родители? Эта система подавляет и слабых, ведомых, и сильных. Для Германии нельзя все сваливать на унижение «Версальским миром», особенно если соотнести данный договор с теми амбициозными задачами, которые ставила перед собой эта страна в начале Первой мировой войны. Да и у нас в этот предвоенный период все было не так плохо. Я прекрасно понимаю, что окончательного ответа на все эти вопросы нет. Эта загадка на всю жизнь, но раскладывать произошедшее на определенные социальные, экономические и прочие причины, как делают большинство историков, это полное фиаско.
Что же касается потери читателей, этого категорически не надо бояться. Я внимательно смотрю на реакцию. Иногда это безумно смешно. В Интернете высказываются и те, кто знает, что я писатель, и те, кто этого не знает. Особенно много говорили о Фанни Каплан, когда я написала, что она не стреляла в Ленина. Но я не открыла Америку. Иногда просто пишут чушь. Одну даму страшно возмутил мой роман, но вы даже не догадаетесь, что именно вызвало ее ярость. Ее взбесило, что Соня ехала на поезде из одного города в другой два с половиной часа. Дескать, я ошиблась на целых 15 минут. Хотя, если следовать реалиям, нельзя забывать, что есть экспрессы, которые идут даже быстрее. Нередко говорят о неточностях, которых в книге вообще нет. Но в принципе же они могут быть. Это не страшно, я же пишу художественное произведение, а не составляю расписание поездов. На такие наскоки просто не нужно обращать внимание. Есть другие читатели, которые мне пишут личные письма, и я за это им очень благодарна. Так мне написали, что в одном из моих романов упомянута песня времен не гражданской, а отечественной войны и сделали это очень мягко и корректно. За такие замечания я только благодарна.
- Среди Ваших персонажей есть узнаваемые герои сегодняшних дней. Вы их называете слегка измененными иенами. На мой взгляд, история дочери Петра Кольта абсолютно не является движущей линией сюжета. Не кажется ли Вам, что это просто женская обида на балерину Волочкову. Нужна ли вообще была для повествования история балерины Светланы, которая несколько выбивается из повествования?
- Она просто психологически необходима для романа. Петр Борисович Кольт – человек одинокий. С такой доченькой прийти к определенным мыслям значительно легче. У него нет хорошей семьи. А соответственно иначе работает мышление.
На самом деле это не Волочкова. Это собирательный образ гламурного мышления. Как и в «Призе» - человек-брэнд, но женского рода. Однако хорошо, что ассоциации возникают. В моей жизни были люди, которые приносили неприятности. Но далеко не все они были так ярко «персонажны». Конечно, Волочкова не виновата в том, что получилось с сериалом «Место под солнцем». Виноват продюсер, который продал права другой компании, виноват режиссер, так скверно снявший фильм.
- Почему Вы решили выпускать Вашу историю по частям. Мне кажется, что первая и вторая книги не являются законченным повествованием, а сюжетные линии обрываются практически на полуслове. Вы думаете, читатель будет ждать продолжения еще год? И интересно ли ему читать цельную историю по фрагментам, если он уже не помнит начала?
- У меня не плановое хозяйство. Когда я придумываю сюжет, есть общая идея, стержень. Я знаю, о чем хочу сказать, знаю героев, но все равно это свободное плавание. На самом деле, если бы я не написала «продолжение следует», никому бы в голову не пришло, что эта история не окончена. Если под финалом подразумевается изобретение эликсира молодости с инструкцией по применению, то извините!
Когда все начиналось, я знала историю на уровне выпускницы вуза. Но чем больше изучаешь этот период, тем больше в него погружаешься, начинаешь понимать, что совсем ничего не знаешь. Меня тема 1917 года интересовала практически с детства. Это связано с историей моей семьи. Все это время интерес копился и рос. Вместить все, что я узнала в один роман, просто не получается. Чем больше я пишу, тем больше понимаю. Что история только начинается. Хотя и первая часть, и вторая часть - совершенно законченные произведения.
Третья часть тоже будет автономна. Это трилогия. Мне просто очень тяжело расставаться именно с этими своими героями. Продолжение появится не раньше, чем через год. В ретро части действие будет происходить с 1921 – 1924 год – весьма сложный и загадочный период нашей истории. Другие книги я пока писать просто не могу, это не возможно. Максимум – небольшие эссе для журналов, но даже и это тягостно.
- А стихи Вы писать продолжаете? Будет ли новая книга?
- Я думаю, что нет. Мои стихи были сюжетными. Это не перевернутая страница, но я отношусь к ней уже спокойно. Изменился мой внутренний ритм. У меня в голове скопилось много сложных вопросов, на которые я должна ответить, хотя бы для себя. И лучший способ их осмысления – проза. Именно в ней я могу выстроить логический ряд. А стихами на эти вопросы не отвечу.
- В одном из интервью Вы сказали, что не принимаете советы по построению сюжета даже от семьи. А какие советы Вам нужны и важны?
- Это действительно так. Никаких рекомендаций по сюжету я не принимаю. Не помешало бы, если бы мне рассказали, как прошла в 1921 году операция по удалению аппендицита у Сталина. Радзинский говорит, что она была страшно тяжелой, а историк Тополянский утверждает противоположное и даже называет другую дату. Для романа мне это крайне важно. Доверять воспоминаниям профессора Розанова, проводившего эту операцию, тоже нельзя, потому что его личность очень непроста. И он хранит секреты смерти многих известных людей того времени.
Очень интересно, что вся медицинская история Гитлера сохранилась, а вот Сталин все уничтожал. Приходили люди и подчищали все, что оставалось. Что же касается советов по написанию, то когда я придумала сюжет «Легких шагов безумия», муж мне сказал, забудь, все это бред, придумай что-нибудь другое. А теперь, когда роман давно написан, это его любимая моя книга.
- Кто из авторов, писавших и пишущих исторические романы, Вам нравится и близок?
- У русского исторического романа глубокая и сильная традиция. Конечно, образец дал нам Пушкин. Он показал, что это такое. Пугачев в истории бунта и в «Капитанской дочке» абсолютно разный. Нельзя забывать о Лажечникове и Алексее Константиновиче Толстом. На мой взгляд, совершенно не оценен затравленный братьями-писателями Валентин Пикуль. Я недавно его перечитывала – это крепкая, сильная поза. Нельзя забывать про Акунина. Традиция исторического романа в русской литературе есть, но сейчас он размылся до невозможности. Очень добросовестно написал свою книгу Брусникин. Если человек серьезно трудится, это уже заслуживает уважения. Настоящий исторический роман пишется долго, требует глубокого погружения в материал и знания множества деталей. А современный издатель и читатель крайне нетерпеливы, и автор может поддаться на искушение и начать спешить, халтурить. Людей, которые всерьез работают над текстом все меньше и меньше.
Олег ФОЧКИН.
- В одном из интервью Вы сказали, что классического детектива в России не пишут, их здесь просто не существует. Почему, на Ваш взгляд, у нас нет классического детектива, и к какому жанру можно отнести Ваши произведения?
- Действительно классического детектива в России нет. Из известных ярких авторов, которых огульно относят к этому жанру, нет никого, кто писал бы в стиле Агаты Кристи. Зато есть дамские детективы, есть исторический авантюрный роман в лице Акунина…
Наверное, это происходит потому, что в России главный герой детектива должен быть хорошо знаком читателю и лично заинтересован в происходящем. А в английском и французском классическом детективе все происходит по-другому, отстраненно. Что мы знаем о мисс Марпл? Это старая дева, которая вяжет и появляется в нужном месте в нужное время. Ей все удается. У нас же таких сквозных персонажей нет. Мы не знаем о самой мисс Марпл почти ничего, как сложилась ее жизнь, что она за человек. Есть только скупые штрихи характера. Это не более, чем символ. В России же герои-символы не работают. Мы должны их видеть и осязать. Нашему читателю отстраненность на уровне ощущений даже мешает. Конечно, есть попытки следовать классическому жанру, но строгое соответствие традиции свойственно литературе третьего ряда. Как сказал как-то Михаил Веллер: «Дюдики писать». Читать такие книги невозможно. Но наши известные критики не приемлют книги тиражом более 20 тысяч экземпляров. Они уверовали, что знают о жанрах и законах литературы все, и книги с большими тиражами для них – трэш.
Я не соблюдаю жестких жанровых рамок. Если хотите, я пишу сюжетные романы, иногда с исторической подоплекой. Глубокие человеческие проблемы неизменны. Но раньше люди жили в другом информационном пространстве. Сейчас же внешние рамки совершенно другие. Например, язык общения.
- Не кажется ли Вам, что выставлять героев недавнего прошлого в гротесково-отрицательном виде несколько некорректно и не этично? Не боитесь ли Вы, что это отвратит от Вашего творчества некоторый сегмент читателей?
- Я скрупулезно следовала реальности. Прочитала огромное количество документов, хроник и мемуаров того времени, о котором пишу. И Ленин в моем романе говорит так, как он и говорил тогда. Это его стилистика. Событийный ряд передан с максимальной точностью. Его портрет я взяла у мемуаристов. Я не придумывала другого Ленина. И без глянца, и без абсолютного неприятия – он очень неоднозначная фигура. Какие-то вещи, о которых писали Валентинов (Вольский), Балабанова, Георгий Соломон (Исецкий) удивительно совпадают в характеристиках Ильича. В нем действительно было много человечности и тепла. Он очень нежно относился к сестрам, зятю, племянникам. Любил Бухарина, многих людей ценил и по-своему уважал. Вокруг него не было ледяного пространства, созданного Сталиным и Гитлером. Он любил и Инессу Арманд, и свою жену Надежду Константиновну Крупскую. Но при этом, нельзя забывать, что он злодей мирового масштаба. Все они хотели создать нового человека, а национал-социализм и коммунизм – только мифология, дымовая завеса. Они залили кровью Европу в середине двадцатого века. И я хочу понять, почему это произошло с нами и немцами. Ведь в этот период в наших странах было много нормальных людей. И вдруг три монстра сделали из них зомби. Как они попадали в эту ловушку, можно пойти на смерть, чтобы не предать себя, но можно ли сделать этот выбор, когда за тобой семья, дети, родители? Эта система подавляет и слабых, ведомых, и сильных. Для Германии нельзя все сваливать на унижение «Версальским миром», особенно если соотнести данный договор с теми амбициозными задачами, которые ставила перед собой эта страна в начале Первой мировой войны. Да и у нас в этот предвоенный период все было не так плохо. Я прекрасно понимаю, что окончательного ответа на все эти вопросы нет. Эта загадка на всю жизнь, но раскладывать произошедшее на определенные социальные, экономические и прочие причины, как делают большинство историков, это полное фиаско.
Что же касается потери читателей, этого категорически не надо бояться. Я внимательно смотрю на реакцию. Иногда это безумно смешно. В Интернете высказываются и те, кто знает, что я писатель, и те, кто этого не знает. Особенно много говорили о Фанни Каплан, когда я написала, что она не стреляла в Ленина. Но я не открыла Америку. Иногда просто пишут чушь. Одну даму страшно возмутил мой роман, но вы даже не догадаетесь, что именно вызвало ее ярость. Ее взбесило, что Соня ехала на поезде из одного города в другой два с половиной часа. Дескать, я ошиблась на целых 15 минут. Хотя, если следовать реалиям, нельзя забывать, что есть экспрессы, которые идут даже быстрее. Нередко говорят о неточностях, которых в книге вообще нет. Но в принципе же они могут быть. Это не страшно, я же пишу художественное произведение, а не составляю расписание поездов. На такие наскоки просто не нужно обращать внимание. Есть другие читатели, которые мне пишут личные письма, и я за это им очень благодарна. Так мне написали, что в одном из моих романов упомянута песня времен не гражданской, а отечественной войны и сделали это очень мягко и корректно. За такие замечания я только благодарна.
- Среди Ваших персонажей есть узнаваемые герои сегодняшних дней. Вы их называете слегка измененными иенами. На мой взгляд, история дочери Петра Кольта абсолютно не является движущей линией сюжета. Не кажется ли Вам, что это просто женская обида на балерину Волочкову. Нужна ли вообще была для повествования история балерины Светланы, которая несколько выбивается из повествования?
- Она просто психологически необходима для романа. Петр Борисович Кольт – человек одинокий. С такой доченькой прийти к определенным мыслям значительно легче. У него нет хорошей семьи. А соответственно иначе работает мышление.
На самом деле это не Волочкова. Это собирательный образ гламурного мышления. Как и в «Призе» - человек-брэнд, но женского рода. Однако хорошо, что ассоциации возникают. В моей жизни были люди, которые приносили неприятности. Но далеко не все они были так ярко «персонажны». Конечно, Волочкова не виновата в том, что получилось с сериалом «Место под солнцем». Виноват продюсер, который продал права другой компании, виноват режиссер, так скверно снявший фильм.
- Почему Вы решили выпускать Вашу историю по частям. Мне кажется, что первая и вторая книги не являются законченным повествованием, а сюжетные линии обрываются практически на полуслове. Вы думаете, читатель будет ждать продолжения еще год? И интересно ли ему читать цельную историю по фрагментам, если он уже не помнит начала?
- У меня не плановое хозяйство. Когда я придумываю сюжет, есть общая идея, стержень. Я знаю, о чем хочу сказать, знаю героев, но все равно это свободное плавание. На самом деле, если бы я не написала «продолжение следует», никому бы в голову не пришло, что эта история не окончена. Если под финалом подразумевается изобретение эликсира молодости с инструкцией по применению, то извините!
Когда все начиналось, я знала историю на уровне выпускницы вуза. Но чем больше изучаешь этот период, тем больше в него погружаешься, начинаешь понимать, что совсем ничего не знаешь. Меня тема 1917 года интересовала практически с детства. Это связано с историей моей семьи. Все это время интерес копился и рос. Вместить все, что я узнала в один роман, просто не получается. Чем больше я пишу, тем больше понимаю. Что история только начинается. Хотя и первая часть, и вторая часть - совершенно законченные произведения.
Третья часть тоже будет автономна. Это трилогия. Мне просто очень тяжело расставаться именно с этими своими героями. Продолжение появится не раньше, чем через год. В ретро части действие будет происходить с 1921 – 1924 год – весьма сложный и загадочный период нашей истории. Другие книги я пока писать просто не могу, это не возможно. Максимум – небольшие эссе для журналов, но даже и это тягостно.
- А стихи Вы писать продолжаете? Будет ли новая книга?
- Я думаю, что нет. Мои стихи были сюжетными. Это не перевернутая страница, но я отношусь к ней уже спокойно. Изменился мой внутренний ритм. У меня в голове скопилось много сложных вопросов, на которые я должна ответить, хотя бы для себя. И лучший способ их осмысления – проза. Именно в ней я могу выстроить логический ряд. А стихами на эти вопросы не отвечу.
- В одном из интервью Вы сказали, что не принимаете советы по построению сюжета даже от семьи. А какие советы Вам нужны и важны?
- Это действительно так. Никаких рекомендаций по сюжету я не принимаю. Не помешало бы, если бы мне рассказали, как прошла в 1921 году операция по удалению аппендицита у Сталина. Радзинский говорит, что она была страшно тяжелой, а историк Тополянский утверждает противоположное и даже называет другую дату. Для романа мне это крайне важно. Доверять воспоминаниям профессора Розанова, проводившего эту операцию, тоже нельзя, потому что его личность очень непроста. И он хранит секреты смерти многих известных людей того времени.
Очень интересно, что вся медицинская история Гитлера сохранилась, а вот Сталин все уничтожал. Приходили люди и подчищали все, что оставалось. Что же касается советов по написанию, то когда я придумала сюжет «Легких шагов безумия», муж мне сказал, забудь, все это бред, придумай что-нибудь другое. А теперь, когда роман давно написан, это его любимая моя книга.
- Кто из авторов, писавших и пишущих исторические романы, Вам нравится и близок?
- У русского исторического романа глубокая и сильная традиция. Конечно, образец дал нам Пушкин. Он показал, что это такое. Пугачев в истории бунта и в «Капитанской дочке» абсолютно разный. Нельзя забывать о Лажечникове и Алексее Константиновиче Толстом. На мой взгляд, совершенно не оценен затравленный братьями-писателями Валентин Пикуль. Я недавно его перечитывала – это крепкая, сильная поза. Нельзя забывать про Акунина. Традиция исторического романа в русской литературе есть, но сейчас он размылся до невозможности. Очень добросовестно написал свою книгу Брусникин. Если человек серьезно трудится, это уже заслуживает уважения. Настоящий исторический роман пишется долго, требует глубокого погружения в материал и знания множества деталей. А современный издатель и читатель крайне нетерпеливы, и автор может поддаться на искушение и начать спешить, халтурить. Людей, которые всерьез работают над текстом все меньше и меньше.
Олег ФОЧКИН.